Моя История

Петр не имел ни традиционного русского образования, ни настоящего европейского. Это был самоучка, не желавший считаться ни с какими национальными традициями. Это в зрелую пору сознавал и сам Петр. Императрица Елизавета сказала раз Петру III: «Я помню, как отец, увидев меня с сестрой за уроками, сказал со вздохом: «Ах, если бы меня в молодости учили, как следует». Петр не получил обычного воспитания в духе православия и национальных традиций, которые обычно получали Московские царевичи. А это было очень неплохое для своего времени воспитание. – Московские цари воспитывались в Кремле, который давал и «правила одухотворяющие и оправдывающие власть», и некоторые «политические понятия», на которых строилось Московское государство, и некоторое представление о «физиологии народной жизни». И по степени образования, и по нравственным качествам, и по воспитанию Петр I был несравненно ниже не только своего отца, но и других Московских царей.

В основу характеристики деятельности Петра историками изначально была почему-то положена лесть его придворных подхалимов. И.Солоневич проявляет совершенно законное удивление, что «Все историки, приводя «частности», перечисляют вопиющие примеры безалаберности, бесхозяйственности, беспощадности, великого разорения и весьма скромных успехов и в результате сложения бесконечных минусов, грязи и крови получается портрет этакого «национального гения». Думаю, что столь странного арифметического действия во всей мировой литературе не было еще никогда».

Вспомним характеристику, которую давал С. Платонов отцу Петра, последнему Московскому царю, воспитанному в духе русских национальных традиций: «Алексея Михайловича приучили к книге и разбудили в нем умственные запросы. Склонность к чтению и размышлению развила светлые стороны натуры Алексея Михайловича и создала из него чрезвычайно светлую личность. Он был одним из самых образованных людей Московского общества: следы его разносторонней начитанности, библейской, церковной и светской, разбросаны во всех его произведениях. ...В сознании Алексея Михайловича был такой отчетливый моральный строй и порядок, что всякий частный случай ему легко было подвести под общие понятия и дать ему категорическую оценку».

Именно поэтому отец Петра имел ясное и твердое понятие о происхождении и значении царской власти в Московской Руси, как о власти назначенной для того, чтобы Бог по Его словам даровал ему и боярам «с ними единодушны люди его, световы, разсудити вправду, всем ровно». Воспитание в духе национальных традиций Московской Руси отшлифовало богатую, глубокую натуру отца Петра.

Большинство недостатков Петра, как государственного деятеля объясняется именно тем, что он не получил воспитания в национальном духе, какое получил его отец.

Мать же Петра I, вторая жена Алексея Михайловича, по сообщению С.Платонова, «вышла из такой среды, которая, при отсутствии богословского воспитания, впитала в себя влияние западноевропейской культуры». Ее воспитал А. Матвеев женатый на англичанке Гамильтон. У него было много друзей среди населявших немецкую слободу иностранцев и от них он (также как и его воспитанница) усвоил если не презрение, то, во всяком случае, пренебрежительное отношение к традициям родной страны. Эта привычка и симпатии перешли и к Петру, и облегчили ему сближение с иноземцами и их наукой.

Царица Наталья не хотела отдать сына учить монахам и призвала учить его недалекого Никиту Зотова - «своего человека», а впоследствии – «всешутейшего отца Ианникия, Пресбургского, Кокуйского и Всеяузского - патриарха Всешутейшего собора». Зотова сменил шотландский авантюрист Менезиус, внушивший Петру пристрастие к иностранцам.

К иностранцам тянулись и русские сверстники-товарищи Петра: бесшабашный пьяница князь Борис Голицын, знавший латинский язык и друживший с иностранцами и сын воспитателя матери Петра Андрей Матвеев, знавший также иностранные языки и тянувшийся ко всему иностранному.

Уже в правление царевны Софьи было много недовольных, что она начала дружить с иностранцами, вела переговоры с гугенотами и иезуитами, начала, по мнению современников впадать в «латинские прелести».

 «Немецкая слобода, - пишет в своей работе «Петр Великий» Валишевский, - стала Европой в миниатюре, где так же как и там кипели политические страсти, а над умами господствовали идеи английской революции». Национальный и политический состав Кокуя, как называли москвичи немецкую слободу, был очень разношерстен.

Кого только не было в Кокуе: кальвинисты, католики, лютеране, сторонники убитого во время Великой английской революции короля Карла Стюарта, приверженцы короля Вильгельма Оранского, английские и шотландские масоны, и прочие проходимцы и всякого рода авантюристы.

«Первоначальной общественной школой юного Петра был Кокуй, с его разноплеменными отбросами Европы, попавшими в Москву, на ловлю счастья и чинов. Если Европа даже в высших ее слоях особенной чинностью не блистала, то что уж говорить об этих отбросах… Делали - что хотели. Пили целыми сутками - так, что многие и помирали. И не только пили сами - заставляли пить и других, так что «варварские» москвичи бежали от царской компании, как от чумы» - верно замечает Солоневич, отмечая безобразное, недопустимое для царя поведение.

«Это было бы смешно, если бы не было так безобразно», - говорит поэтому поводу Ключевский.

«К своему совершеннолетию, - пишет академик Платонов, - Петр представлял собою уже определенную личность: с точки зрения «истовых москвичей» он представлялся необученным и невоспитанным человеком, отошедшим от староотеческих преданий».

«Исключительно счастливо сложенная фигура Петра I» по словам Ключевского обладала следующими качествами. У Петра был «недостаток суждения и нравственная неустойчивость», он «не охотник до досужих размышлений, во всяком деле он лучше соображал средства и цели, чем следствия». А, говоря попросту, - Петр не умел последовательно мыслить, видел только цель, разбирался лучше в частностях, чем в целом и не был способен предвидеть, какие следствия даст реализация начатого им дела. То есть Петр не обладал ни одним из самых основных качеств, которые необходимы для самого заурядного правителя.

Сам Петр сознавался в двух своих главных недостатках: отсутствии самообладания и настоящего образования. Он сам в раскаянии говаривал, приходя в себя от гнева: «Я могу управлять другими, но не могу управлять собой».

К тому же понятно, что Петр никак не мог быть «нравственным образцом для своих подданных». «Исключительно счастливо сложенная натура», оказывается, была в действительности натурой исключительно неуравновешенной, жестокой и сумасбродной.

«Часто на пиру, - пишет Платонов, - чьи-нибудь неосторожные слова вызывали со стороны Петра вспышку дикой ярости. Куда девался радушный хозяин или веселый гость?! Лицо Петра искажалось судорогой, глаза становились бешеными, плечо подергивалось и горе тому, кто вызвал его гнев!»

Предок знаменитого археолога Снегирева, Иван Савин рассказывал, что в его присутствии Петр убил слугу палкой за то, что тот слишком медленно снял шляпу. Генералиссимусу Шеину на обеде, данном имперским послом Гвариеном, в присутствии иностранцев Петр кричал: «Я изрублю в котлеты весь твой полк, а с тебя самого сдеру кожу, начиная с ушей». У Ромодановского и Зотова, пытавшихся унять Петра, оказались тяжелые раны: у одного оказались перерубленными пальцы, у другого раны на голове».

Случаев, доказывающих, что Петр совершенно не умел владеть собой, современники приводят бесчисленное количество.

«Петр в жестокости, - пишет проф. Зызыкин, - превзошел даже Иоанна Грозного. Иоанн Грозный убил своего сына в припадке гнева, но Петр убил хладнокровно, вынуждая Церковь и государство осудить его за вины, частью выдуманные, частью изображенные искусственно, как самые вероломные». И представьте себе, - после убийства в мрачном каземате своего единственного сына, - Петр на следующий день шумно праздновал годовщину Полтавской «виктории» и в его саду все «довольно веселились до полуночи»… Но, непреднамеренно, в состоянии запальчивости, убив своего сына, Иоанн Грозный несколько дней в отчаянии просидел у гроба Царевича Ивана. А Петр – подло нарушил данную сыну клятву, что он его не тронет, и предательски отдал царевича Алексея на суд окружавшей его сволочи. Присутствовал при его пытках и преспокойно пел на панихиде по задушенному по его приказу сыну. Это обстоятельство, знаете ли, о многом говорит, – а, если вернее – просто нет слов!

И тем не менее для историков Иоанн Грозный «безумный изверг», а Петр I –«беспорочный гений»!

Из характеристики основных черт личности Петра Первого, мы видим, что он просто не мог иметь, да и не имел никогда, стройного миросозерцания. А люди, не имеющие определенного миросозерцания, легко подпадают под влияние других людей, которых они признают для себя авторитетами. Такими «идейными руководителями» для Петра, как мы знаем, были вертевшиеся в Кокуе - шотландец Патрик Гордон, ненавидевший Россию, как все иезуиты, и швейцарец Лефорт, влияние которого на Петра, было феноменально.

Патрик Гордон не раз выезжал из Москвы в Англию для докладов английским королям Карлу II и Якову II о результатах своей политической деятельности в России и получения дальнейших инструкций. Гордон действовал по двум линиям, и как англичанин и как масон.

Можно утверждать, что юный Петр попал в полную духовную кабалу к Лефорту и Гордону. Они стали для него непререкаемыми духовными авторитетами в то время, как авторитет всех русских государственных деятелей, в т.ч. и Патриарха, окончательно померк в его глазах.

И Лефорт, и Гордон, и другие обитатели Кокуя также презиравшие и ненавидевшие тогдашнюю Московию, как современные европейцы и американцы современную Россию, конечно, сделали все, чтобы внушить будущему царю презрение и ненависть не только к национальным историческим традициям, но и ненависть к самому русскому народу.

Чинную жизнь в Московских дворцах Петр сменил на безобразничание в обществе сомнительных иностранцев в кабаках и веселых домах Кокуя. В доме Лефорта, по словам современника Петра Куракина, - «началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать».

Поведение Петра в Кокуе и в Преображенском дворце, в который он переехал из ненавистного Кремля, ничем не напоминает нравственную, наполненную духовными интересами жизнь его отца.

«…В своем, еще незрелом уме, - пишет историк В. Мавродин, - Петр путал бородатых стрельцов и церемониал кремлевских покоев, обычаи царского двора и его благолепие, то есть все, что как бы олицетворяло собой порядки, породившие и страшное 15 мая 1682 года, и ненавистную Софию, и ее «ближних бояр», со всеми сложным и многообразным укладом русской национальной жизни. Возненавидев стрельцов и бояр, он возненавидел и среду, их породившую, и обстановку, их окружавшую. Увидев язвы на теле Московского государства, обратив внимание на существующие недостатки русской действительности, он начал отворачиваться от нее. Раздраженный Москвой, он повернулся лицом к иноземному Кокую, подчас слишком опрометчиво решая спор запада и Руси в пользу первого, слишком неразборчиво заимствуя у Запада на ряду с полезным, ненужное для Руси».

«Ненависть к Москве, - законно утверждает И.Солоневич в «Народной Монархии», - и ко всему тому, что связано с Москвой, которая проходит через всю «реформаторскую» деятельность. Петра, дал, конечно, Кокуй. И Кокуй же дал ответ на вопрос о дальнейших путях. Дальнейшие пути вели на Запад, а Кокуй был его форпостом в «варварской» Москве. Нет Бога кроме Запада и Кокуй пророк Его. Именно от Кокуя технические реформы Москвы наполнились иным эмоциональным содержанием: Москву не стоило улучшать - Москву надо было послать ко всем чертям со всем тем, что в ней находилось, с традициями, с бородами, с банями, с Кремлем и с прочим».

Но авторство столь безумных идей - переделать Россию в Европу - принадлежит, конечно, не Петру. Он только слепо следовал тем планам, которые внушили ему до поездки заграницу Патрик Гордон и Лефорт, и различные европейские политические деятели, с которыми он встречался в Европе.

Политические деятели Запада, поддерживая намерения Петра насаждать на Руси европейскую культуру, поступали так, конечно, не из бескорыстного желания превратить Россию в культурное государство. Они, конечно, понимали, что культурная Россия стала бы еще более опасна для Европы. Понимали они и то, что попытки Петра насильственно превратить Россию в Европу, обречены заранее на неудачу и, что кроме ослабления России они ничего не дадут. Но это именно то, что и нужно было иностранцам. Поэтому то они старались утвердить Петра в намерении проводить «реформы» как можно быстрее и самым решительным образом.

В книге В.Иванова «От Петра до наших дней» мы читаем: «Передовой ум Петра, безудержно восхваляется в сочинении Франсиса Ли, расточаются похвалы намерению Петра произвести реформы. В Торнской гимназии во время диспута утверждалось, что русские до сих пор жили во мраке невежества и что Петру суждено развить в Московии науку и искусство». «Уже в Митаве Петр раскрыл свое инкогнито и, - как пишет историк Валишевский, - поразил гостей «насмешками над нравами, предрассудками, варварскими законами своей Родины».

«Единственно реальное и ощутительное, что вынес Петр из своей поездки в чужие края, - резюмирует Иванов, - это отрицательное отношение к православной религии и русскому народу. Сомнение и скептицизм в истинности своей веры, вынесенные им из общения с Немецкой слободой, окрепли во время заграничной поездки.

Петр вернулся домой новым человеком. Старая Московская Русь стала для Петра враждебной стихией».

«...На далеком Западе, - пишет С. Платонов в книге «Петр Великий», - слабели последние связи Петра с традиционным московским бытом; стрелецкий бунт порвал их совсем. Родина провожала Петра в его путешествие ропотом неодобрения, а встретила его возвращение прямым восстанием».

 «Интересно проследить, - пишет В. Ф. Иванов, - первое заграничное путешествие Петра:

а) Идея поездки дается Лефортом, кальвинистом и пламенным поклонником Вильгельма III,

б) относительно маршрута идет переписка с Витзеном, который поджидает посольство в Амстердаме,

в) Лейбниц принимает самое горячее участие во всех событиях поездки и старается создать европейское общественное мнение в пользу будущего реформатора России,

г) конечная цель поездки - свидание с масонским королем Вильгельмом Ш Оранским и, вероятно, посвящение Петра в масонство».

Известный Пыпин в своем исследовании «Русское масонство» пишет, что «масонство в Россию по преданию ввел сам Петр, он будто был привлечен в масонство самим Кристофором Вреном (или Реном), знаменитым основателем  английского масонства; первая ложа существовала в России еще в конце XVII ст. Мастером стула был в ней Лефорт, первым надзирателем Гордон, а вторым сам Петр. По другому рассказу Петр вывез из своего путешествия (второго 1717 г.) масонский статут и на его основании приказал открыть или даже сам открыл ложу в Кронштадте».

После возвращения Петра из Европы масонские ложи в России стали обретать реальную силу. Ведь сегодня достоверно известно, что за рубежом и сам Петр и его сподвижники очень тепло встречались масонами.

«На Мальте, - сообщает Иванов, - Шереметеву была сделана самая торжественная встреча. Гранд-магистр возложил на него драгоценный золотой с алмазами крест».

По возвращении в Москву он получил от царя «милость превысокую». Петр поздравил его с Мальтийской Кавалерией, и затем издал указ, чтобы Шереметев писался в своих титулах «Мальтийским Свидетельствованным Кавалером».

«В России свет масонства, - пишет Т. Соколовская, - проник по преданию при Петре Великом: документальные же данные относятся к 1731 году».

Вот почему, может быть, имя Петра пользовалось таким почитанием в русских масонских ложах, существовавших в 18 веке. Вот почему они распевали на своих сборищах «Песнь Петру Великому».

В одной из рукописей Публичной Библиотеки, - сообщает Вернадский в своей книге «Масонство в царствование Екатерины II», - рассказывается, что Петр принят в Шотландскую степень св. Андрея. Его письменное обязательство существовало в прошлом веке в той же ложе, где он принят и многие оное читали.

По указанию того же Вернадского «среди рукописей масона Ленского есть обрывок серой бумаги, на котором записано такое известие: «Император Петр I и Лефорт были в Голландии приняты в Тамплиеры».

В.В. Назаревский в своей книге «Из истории Москвы» сообщает, - «в находящейся в Москве Сухаревой Башне, по сохранившемуся преданию происходят тайные заседания какого-то "Нептуновского общества». Председательствовал на этих тайных заседаниях друг Петра Первого масон Лефорт. Петр был первым надзирателем Нептуновского общества, а архиепископ Феофан Прокопович оратором этого общества. Первый адмирал флота Апраксин, а также Брюс, Фергюссон (фармазон), князь Черкасский, Голицын, Меньшиков, Шереметев и другие высокопоставленные лица были членами этого общества, похожего на масонское.

История и предания скрыли от нас происхождение и цель этого тайного общества, но среди москвичей еще долгое время спустя ходили слухи, что в Сухаревой Башне хранилась в тайне черная книга, которая была замурована в стену, заколочена алтынными гвоздями и которую охраняли двенадцать нечистых духов. Доказать сейчас документально, что Нептуново общество было масонским и сам Петр был масоном, конечно, трудно. Но то, что он стал в значительной степени жертвой деятельности масонов, которые внушили ему мысль о необходимости превращения России в Европу, это несомненно.

Крайний космополитизм Петра - вероятно плоды внушений со стороны масонов, встречавшихся в разно время с Петром.

«Петр I, - пишет Иванов, - стал жертвой и орудием страшной разрушительной силы, потому что не знал истинной сущности братства вольных каменщиков. Он встретился с масонством, когда оно еще только начало проявлять себя в общественном движении и не обнаружило своего подлинного лица.

Масонство - двуликий Янус: с одной стороны братство, любовь, благотворительность и благо народа; с другой атеизм и космополитизм, деспотизм и насилие».

Вся программа, сначала масонской по своему духу, а затем западнической «прогрессивной», либеральной и революционной интеллигенции во всех своих чертах была сконструирована уже Петром и его идейными вдохновителями иностранцами, протестантами и масонами. «Эта программа - указывает Иванов, - сводилась к следующему: «забвение или открытая ненависть к прошлому. Национальное безразличие, рабское преклонение перед всем иностранным и инославным и сатанинская ненависть к националистам и патриотам, как «бородачам» и «черносотенцам». Поход против самодержавия, за его ограничение или свержение. Взгляд на народ, как на средство для достижения своих целей. Любовь не к отечеству, а к человечеству и стремление стать гражданами вселенной. С Петра не остается никаких связей с прошлым. Правящий класс и интеллигенция перестают быть хранителями быта. Бытовое исповедничество заменяется западно-европейским мировоззрением. Русские образованные классы очутились как бы в положении «не помнящих родства», а интеллигенция сделалась «наростом» на русской нации».

В главе «Эпоха Петра явилась колыбелью масонства и передовой интеллигенции», Иванов указывает: «Властители дум» русского общества получили свои познания от масонской премудрости. .

Можно с полной уверенностью утверждать, что под знаменами пятиконечной звезды прошли: Артамон Матвеев, князь В.В. Голицын, «Птенцы гнезда Петрова», Прокопович, Посошков, Татищев, Кантемир, кн. Щербатов, Сумароков, Новиков, Радищев, Грибоедов, декабристы, Герцен, Бакунин, Нечаев, либералы, радикалы, социалисты, Ленин.

...В течение двух столетий передовая интеллигенция шла под знаменем мятежа против божеских и человеческих установлений. Они шли от рационализма к пантеизму и закончили атеизмом и построением Вавилонской башни.

Коллегии, Верховный тайный совет, Конституция кн. Димитрия Голицына, проекты кн. Никиты Панина, наконец Екатерины П, конституция гр. Строганова, план гр. Сперанского, «Правда» Пестеля, планы декабристов, утопические мечты Петрашевцев, анархизм Бакунина, - гимны мировому социальному перевороту Герцена, поножовщина Нечаева, «Грабь награбленное» Ильича и унизительная проамериканская кабала Горбачева и К° – все это этапы уничтожения исторического русского царства, и, говоря словами В.Жуковского «возвышение в достоинство совершенно свободного скотства».

Таков трагический результат попытки Петра сделать Россию Европой.

                из цикла Б.Башилова «История русского масонства»