Моя История

Возникшее чрезвычайно рано, еще до Киевской Руси сознание национального единства - единого Русского народа и Русской земли, окончательно оформляется в Московской Руси, что дает ей возможность стать национальным государством значительно раньше, чем сложились национальные государства в Европе. Неоспоримый факт, что национальное государство Русь намного старше современных государств Европы. В то время как Московская Русь имела уже отчетливое сознание национального единства, Германия, Англия, Франция и другие нынешние государства представляли собой случайное механическое сцепление большего или меньшего числа феодальных владений, удерживаемых воедино только военной силой, находившейся в руках самого крупного феодала.

К моменту, когда Петр I приступил к ломке русских политических и социальных устоев - Московская Русь уже давно была сложившимся национальным государством.

Традиционная же точка зрения историков-западников такова: Московская Русь к началу царствования Петра в политическом, культурном, военном и экономическом отношении находилась на краю бездны. Если бы не Петр, Московская Русь рухнула бы в эту бездну. По их мнению, величие Петра заключается в том, что хотя и пытками и батогами, но он заставил жителей «варварской Московии» перенять от Европы начала европейской культуры. Вместо «варварского» Московского царства, Петр, якобы в кратчайший срок создал по высоким образцам тогдашней Европы Российскую Империю. В этой европеизированной России все, абсолютно все, было выше по своей культуре, по своей морали, чем в допетровской Руси.

Вся эта схема есть стопроцентная историческая ложь, в одних случаях бессознательная, в других случаях сознательная - но в обоих случаях - вопиющая ложь.

Трафаретное изображение Московской Руси историками западного толка сводится к тому, что - Петр I:

Над самой бездной

На высоте, уздой железной

Россию вздернул на дыбы.

Целая плеяда историков, зачарованная ярким поэтическим сравнением Пушкина прошла мимо вопросов: а стояла ли Русь времен отца Петра I, Русь Тишайшего царя Алексея «над самой бездной»? Кому пришло в голову эту Русь вздергивать на дыбы, да еще уздой железной?

Поэтому очень полезно посмотреть, как же изображают состояние Руси при последнем Московском царе - Тишайшем Алексее сами историки западнического толка. Возьмем курс лекций по русской истории С. Платонова, - горячего поклонника Петра I  и всех его «реформ». Вот как он расценивает состояние Московской Руси при отце Петра.

«...Царь Алексей Михайлович принимает в подданство Малороссию, ведет необыкновенно трудную войну за нее и оканчивает блестящей победой…  Присоединение Малороссии был первый шаг со стороны Москвы в деле ее исторической миссии, к тому же шаг удачный».

Таким образом - на Западе при Алексее Михайловиче был разбит вековечный главный враг Московской Руси – Польша, в то же время как на востоке передовые отряды русских мореходов уже оказались в Америке. При этом стоит помнить - Тишайшему царю приходилось править Русью в очень тяжелую и сложную эпоху. Московское государство только что начало оправляться от бедствий Смутного времени.

«...На бедную, еще слабую средствами Русь при Алексее Михайловиче, - пишет Платонов, - обстоятельства наложили столько государственных задач, поставили столько вопросов, требовавших немедленного ответа, что невольно удивляешься исторической содержательности царствования царя Алексея Михайловича.

Прежде всего, внутреннее неудовлетворительное положение государства ставило правительству много задач юридических и экономических… - оно вызвало усиленную законодательную деятельность, напряженность которой нас положительно удивляет. Эта деятельность выразилась в Уложении, в Новоторговом уставе, в издании Кормчей книги и, наконец, в массе частных законоположений».

Знаменитое Уложение, или Свод всех законов по оценке Платонова был «не только сводом законов, но и реформой, давшей чрезвычайно добросовестный ответ на нужды и запросы того времени. Оно одно составило бы славу царствования Алексея Михайловича, но законодательство того времени не остановилось на нем».

Правительство Тишайшего царя под его непосредственным руководством шло в ногу со временем и решило целый ряд других проблем, которые выдвигала русская жизнь.

«Рядом с крупными вопросами юридическими и экономическими, - указывает С. Платонов, - поднялись вопросы религиозно-нравственные; вопрос об исправлении книг и обрядов окончился, как известно, расколом и вместе с тем сплелся с вопросом о культурных заимствованиях.

Со всеми этими задачами, Москва, однако, справлялась: государство, на долю которого приходилось столько труда, не падало, а росло и крепло, и в 1676 г. оно было совсем иным, чем в 1645 г.: оно стало гораздо крепче как в отношении политического строя, так и в отношении благосостояния.

Только признанием за Московским государством способности к исторической жизни и развитию можно объяснить общие причины этого явления. Это был здоровый организм, имевший свои исторические традиции и упорно преследовавший сотнями лет свои цели».

А если Московская Русь, по мнению Платонова, была здоровым организмом, если Московская Русь росла и крепла и к концу царствования отца Петра I  стала гораздо крепче и в политическом и экономическом отношениях, то спрашивается на краю какой бездны стояла тогда Русь? И для чего это нужно было вздергивать этот набиравший с каждым годом силу здоровый государственный организм, на дыбы?

«XVII век был временем, когда Россия установила постоянное общение с западной Европой, завязала с ней более тесные, чем ранее, торговые и дипломатические связи, использовала ее технику и науку, воспринимала ее культуру и просвещение. Но это было именно общение, а не влияние и ни о какой подражательности не могло быть и речи. Учась и заимствуя, Россия развивалась самостоятельно и брала только то, что было нужно ей, и только тогда, когда это было необходимо для русского народа…» - пишет историк Мавродин.

В целом это совершенно верная оценка положения существовавшего на Руси перед восшествием Петра. Да, Русь была готовой к реформам, она тянулась к ним, не будь Петра, эти реформы сделал бы всякий другой царь. Но Руси были нужны именно реформы, а не чужебесие Петра, не вытекавшая из этого чужебесия революционная ломка всех сторон культуры Московской Руси.

Первые Романовы не шли в борьбе за лучшее будущее напролом, как Петр I. В этом отношении они действовали в традиционном духе великорусского племени, постепенно, медленно, но настойчиво. – Искали решений исходя из реальных возможностей.

«Своей привычкой колебаться и лавировать между случайностями жизни, - замечает В.О. Ключевский, - великоросс часто производит впечатление «непрямоты», неискренности. Великоросс часто думает надвое и это кажется двоедушием, но всегда идет к прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но идет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. «Только вороны прямо летают», говорит русская пословица. Природа и судьбы вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривей великорусского проселка? Точно змея проползла, а попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу».

Это удивительно точное сравнение. Те пути и тропки, по которым двигались великороссы в течение своей истории, почти всегда оказывались единственно верными, по которым они могли идти. Это всегда надлежало бы помнить историкам, сурово осуждающим русский народ и русских царей, за то, что они не шли по тем путям, по которым двигались европейские народы.

И, тем не менее, новые веяния с каждым годом все более и более проникали с Запада на Русь. Старый, вековой уклад жизни Московской Руси, начал разрушаться. Но между «западничеством» Алексея Михайловича и Петра I существует огромная разница. Хорошо эту разницу в своей книге «Исторический путь России» объясняет П.Ковалевский: «Во всем чувствуется разрушение старого уклада жизни, но все же, в этом разница западничества Алексея Михайловича и Петра Великого, – все приспосабливается к русской жизни. Если Гурий Никитин и Сила Савин берут иностранные образцы, они их переделывают на русский лад. Ярославские церкви расписаны по гравюрам Пискатора,  но трактовка остается православной».

Неправда, что только Петр начал приобщать русский народ к западной культуре. Взаимное влияние западной и русской культур происходило всегда. Но знакомство с западноевропейской культурой шло естественным путем, без крайностей. Москва и до Петра стремилась овладеть знаниями и техникой Европы, но при этом действовала осторожно, как потом осторожно действовали императоры Японии, перенимая лучшее из культуры Запада.

Москва «пропиливала» окно в Европу, тщательно и мудро отметая все национально и принципиально неприемлемое, технически ненужное и морально опасное. Петр, с его эпилептической нетерпеливостью, рубанул это «окно» так, что расшатались все скрепы нации. Петра традиционно считают гением, но реально - его «гениальные реформы» только исковеркали душу народа.

Нельзя преувеличивать, но не надо и преуменьшать степень образованности допетровской Руси, которая без совершенной Петром революции постепенным заимствованием европейской техники и культуры несомненно добилась бы таких же блестящих успехов, как этого достигла Япония, не революционным путем, по которому пошел Петр, а путем осторожных, мудрых реформ.

По какому пути пошло бы усвоение западной культуры без реформ Петра, показывает жизнь Афанасия Ордин-Нащокина, начальника Посольского Приказа.

Он был прекрасно, с европейской точки зрения, образован.

Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин является автором проекта создания Купецкого приказа (Министерства торговли). Новоторговый устав, разработанный им, предусматривал введение единой таможенной пошлины и правил торговли, введение покровительственной политики по отношению к бурно развивавшейся торговле.

Торговые связи Московской Руси развивались очень быстро. Вязьма вела, например, торговлю с 45 городами, купцы Тихвина с 35 городами.

К тому времени Московская Русь имела огромный опыт торговых и политических сношений с Индией, Бухарой, Хивой, Персией, с Китаем. Росла и внешняя торговля с Англией, Голландией, Данией и другими странами Европы.

Ордин-Нащокин намечал введение широкого самоуправления в городах, вел переговоры об аренде гаваней на Балтийском море.

То есть, по сути, правительство Алексея Михайловича делало именно то, что делало бы всякое другое национальное правительство, разумно придерживающееся национальных традиций.

То, что Московская Русь не застыла в своем культурном развитии, а двигалась вперед свидетельствует, хотя бы, тот факт, что при Алексее Михайловиче существовал уже театр и первая газета. «Соборное Уложение» было издано в невиданном и для Западной Европы тираже - 2000 экземпляров. Была издана «Степенная Книга» – систематическая история московского государства, «Царственная книга» – одиннадцатитомная иллюстрированная история мира, «Азбуковник» - своего рода энциклопедический словарь, «Правительница» старца Эразма-Ермолая, «Домострой» Сильвестра. Издавались буквари и учебники для правительственных и для частных школ... Появляется большое количество сочинений на разные темы.

В Московском архиве Министерства Юстиции до революции хранились сотни разного рода сочинений, написанных в 17 веке. В семнадцатом веке в Московской Руси расцветает музыка…

Уже при первом Романове заработали литейные и оружейные заводы в Туле. Иностранные «рудознатцы» производили по поручению правительства поиски железных, медных, золотых и серебряных руд. Приглашались и люди чистой науки, к примеру, астрономы и географы. В конце царствования царя Михаила, на Кокуе, как народ называл Немецкую слободу под Москвой – жило около тысячи иностранцев со своими семьями из различных европейских стран.

Берусь утверждать, что абсолютно все реформы Петра своими истоками уходили в прошлое, когда допетровская Русь еще свято верила, что она выше «Лютор и Латинян».

Лживым легендам о том, что допетровская Русь стояла в политическом и военном отношении на краю бездны и что от этой бездны она была спасена военными реформами Петра и его полководческим гением, тоже пора положить конец.

Реформы, проведенные Петром в русской армии, и которые ставятся ему в заслугу, начаты вовсе не им, они наверно с еще большим успехом были бы проведены любым другим царем.

На путь реорганизации русской армии стал уже Иоанн Грозный, который обладал военным талантом в несравненно большей степени, чем Петр. Первые Романовы, в том числе и отец Петра I продолжали начатое Иоанном Грозным дело.

А.3.Мышлаевский в своем исследовании «Офицерский вопрос в XVII веке», утверждает: «...по мере того, как историческая наука начинает относиться к XVII веку с более пристальным вниманием, значение этого века, как предтечи эпохи реформ (Петр Великий) выясняется с полной убедительностью. Нет той крупной меры царя, решение которой не было бы так или иначе подготовлено его предшественниками...»

То же самое утверждал и генерал Штейфон в своей книге «Национальная военная доктрина»: «Государство, недавно пережившее глубочайшее потрясение смутного времени, экономически подорванное этой смутой и подвергнувшееся ударам извне, могло, конечно, избрать только путь, по которому и пошло Московское правительство XVII века: созданием новых войск (иноземного строя), постепенно и осторожно, но настойчиво и систематически вытесняет уже устаревшую поместную систему.

Необходимо отметить, что в 1681 году, т.е. менее чем за год до вступления малолетнего Петра на престол, Московское правительство уже решило вопрос о переходе армии на иноземный строй».

Так, война с Польшей (1654-1667 гг.), которая по оценке В. Ключевского «окончательно определила господствующее положение русского государства в восточной Европе…», велась теми самыми войсками нового строя, создание которых приписывается Петру I.

Русские цари никогда не опирали своей власти на наемные войска. «Царизм» не знал ни преторианцев, ни янычар и, когда потребовалось, смело перешел к организации армии на демократическом начале всеобщей воинской повинности.

В 1630 году было начато создание солдатских, рейтарских и драгунских полков. В 1632 году было уже 6 солдатских полков нового строя. Для обучения солдат, рейтар и драгун были приглашены иностранцы. В том же 1632 году был сформирован первый конный полк нового строя (рейтарский). Этим было положено в Московской Руси основание регулярной армии.

К 1663 году в русской армии было уже 55 солдатских полков нового строя, в которых насчитывалось 50-60.000 солдат. В конных рейтарских полках в 1663 году состояло 18.000 человек. Кроме рейтарских полков существовали еще полки копейщиков и гусар, в которых находилось около 3 тысяч человек. В 1631 году в полках нового строя служило 190 иностранцев. В 1662-63 году среди капитанов полков нового строя большинство были уж русские. В 1674 году шестью рейтарскими полками из восьми уже командовали русские.

В 1678 году в документах упоминаются уже русские генералы Шепелев, Косигов, Кровков и Змиев.

В 1681-81 году среди всех начальных людей полков нового строя, иноземцев было уже только 10-15 процентов.

Во время первого Крымского похода 1687 года из 113.000 человек, на долю полков европейского строя приходилось 75.459 человек или 67 процентов. Такое же примерно соотношение было и во втором Крымском походе.

И, если к концу царствования Петра регулярная армия достигла 80 процентов, то это было только естественным развитием, начатого отнюдь не им, процесса.

Так, что же такое особенное сделал Петр, за что ему без конца кадят фимиам и возводят в создатели современной русской армии? Он сделал только то, что обязательно бы сделал всякий другой русский царь, то есть развивал начатое его предшественниками дело реорганизации русской армии, а все действительно необходимые реформы были бы сделаны и всяким другим царем, только с меньшей жестокостью и безалаберностью.

Вообще, оценка русского исторического прошлого не с точки зрения западной исторической мысли усвоенной большинством, в том числе - русских историков, а с РУССКОЙ исторической точки зрения, неизбежно приводит к иной схеме периодизации русской истории и к переоценке отдельных эпох русской истории и отдельных исторических деятелей. И взгляд на «реформы Петра» как на революцию, буквально – «взрывает» все существовавшие до сих пор схемы Петербургского периода Русской истории. При этом рушится вся хитросплетенная система исторических и политических мифов, созданная русскими и иностранными вольтерьянцами и масонами, и русскими, и иностранными историками - духовными потомками вольтерьянцев и масонов - членами Ордена Русской Интеллигенции. Но понять всю антиисторичность и ложность этих мифов сможет только тот, кто духовно независимо и свободно подойдет к оценке того, что совершил Петр I и к оценке исторических последствий его так называемых «благодетельных реформ». А он, как это указывалось уже неоднократно, совершил совсем не реформы, а кардинальнейшую антинациональную революцию. Ни английская, ни так называемая «великая» французская революция не дали таких грандиозных исторических последствий, так широко не отразились в конечном итоге на всем человечестве, как революция совершенная Петром I. Этого не скрывают даже западники, как например проф. В. Вайдле в книге «Задачи России»: «То, что он совершил, было первой революцией, какая вообще произошла в Европе, ибо английская революцией собственно не была, а до французской никто не думал, что можно в несколько лет создать нечто дотоле неизвестное... Если бы дело сводилось к изменению русской жизни путем прививки ей западных, культурных форм, можно было бы говорить о реформе, … но путь шел к снесению старого, … а такой замысел иначе, как революционным, назвать нельзя».

Вполне объективную оценку Петербургскому периоду русской истории дал русский зарубежный публицист М. Спасовский: «...Под давлением «преобразовательных реформ» Петра I народ русский в толще своей оторвался от свойственного ему бытия, он оказался оттесненным, оттолкнутым от всего того, чем издревле дышала, росла, крепла и самобытно цвела русская жизнь во всем объеме ее духовных озарений, государственных инстинктов и вершений, - народ оказался отодвинутым и от Царя и от Церкви. Слиянность Царя-Народа-Церкви была нарушена, попрана и потеряна. Внешняя связь была, но не было внутренней спайки, - единого дыхания одной мыслью, одной волей одной жизнью. Внутренне монолит распался и каждая его часть стала жить сама по себе, пока не свалились все вместе в дыру 17-го года.

Медленно шел весь этот глубоко печальный и горестный процесс, незаметно для обывательского глаза, но неуклонно. Именно этим и характерен Петербургский период Русской истории. Оторвавшись от Московской Руси, от всех форм ее государственной, общественной и церковно-бытовой жизни, от всех наших традиций и навыков, долгими столетиями слагавшихся, и из наших русских духовных и душевных наклонностей и стремлений выросших, мы в Петербургский период ничего не нашли из того, что научило бы нас и помогло бы нам дальше идти по дороге расширения нашего обще-народного и обще-государственного благополучия...»

«...Говоря кратко и прямо, мы должны признать, что Петербургский период дал русскому народу его рабство и систематическое убийство его Царей, и увенчал себя позором социалистического блуда, - позором нашего увлечения Западом и полным провалом на русской почве всех либеральных, радикальных, прогрессивных революционных восхищений. Эти восхищения были нам подсунуты и даже навязаны, а российские «растяпушки» этого не замечали. Остатки их даже теперь не понимают, что эти восхищения наши были нужны кому-то и с вполне определенной целью - раскачать Российскую Державу, стоявшую поперек их горла. Эти восхищения и теперь нужны, чтобы не дать России подняться из праха и не мешать «править правящими».

Петербургский период Русской Истории не был нашим, не был русским, - это была мучительная борьба убиенных Государей наших, начиная с Цесаревича Алексея Петровича, через Павла I, Александра II, за выпрямление нашей русской государственной жизни, искалеченной Петром I, - борьба с теми Петровскими «преобразовательными реформами», в глубоком омуте которых, под черным вихрем «просвещения» с Запада, без остатка утонуло все на чем покоился наш исконный русский государственный дух и государственный быт, наши национально-государственные цели, наша русская идея.

Петербургский период вошел в Русскую Историю, как период угасания нашего национального самосохранения, - как период извращения, мельчания и оскудения нашего государственного инстинкта, - как период утраты нами священного смысла нашей родины...»

«Грех наш, писал М.Спасовский еще в 1958 году, - общерусский грех перед Россией заключается в том, что мы, русские люди, во всей своей громаде, за последнее столетия до революции или плохо, или вовсе перестали замечать те государственно-исторические основы и ценности, на которых держалось, росло и цвело наше Государство Российского Царствия. Мы как-то отходили от своей истории, от своих исконных путей, - мы отходили от самих себя, теряя духовный облик свой, глубоко своеобразный и самоцветный, и свою душу русскую, неповторимую по своим психологическим особенностям.

Процесс этого нашего национального опустошения шел сверху, из тех наших общественно-политических кругов, из недр той «просвещенной элиты», которая ближе всего стояла к «окну в Европу» и которая первая оторвалась от всего того, что составляло нутро, чем дышала сущность нашего русского национально-исторического бытия и крепли корни нашей государственности.

Начавшийся с этих верхов отрыв от своего шел вниз и ширился, и тысяча девятьсот проклятый год с трагической наглядностью показал, что выветривание русского из русского человека шло успешно, - настолько успешно, что в судьбоносный момент, сил сопротивления черному вихрю и сохранения своего национально-исторического достояния не оказалось налицо, ни в верхних слоях русского общества, ни в его низовых массах. История Белой борьбы лишь подтвердила это своим поражением, а героизм отдельных лиц и групп лишь подчеркнул, как одиноки и как численно малы были эти смельчаки - патриоты на фоне 170-миллионного российского населения, - населения морально ослабевшего, политически затуманенного, государственно обезволенного. Все скрепы нашего национально-исторического бытия оказались расшатанными, а наша русская национально-волевая мысль - обескровлена, надрезана и обездушена.

Мы очень любим обвинять в крушении Российской Империи всех и каждого, но только не себя. И этим затемняем понимание нашей трагедии, ее основ и причин, - и этим пресекаем возможность и необходимость разглядеть и осознать те пути, по которым могла бы и должна идти наша всеобщая борьба за Россию».