2 часть
...Казнь через утопление не являлась исключительно казачьим обычаем.
Она использовалась и в России, в частности применительно к казакам.
И.И. Болотникова, выколов глаза, именно утопили. Царская
грамота Войску Донскому 1625 г. вспоминала преследования казаков в
России при Борисе Годунове, когда многих донцов «казнили, вешали и в
воду сажали». Однако, сажание в воду тесно
связано в первую очередь с казачьим правом. По В.Д. Сухорукову, казнь
через утопление - «в куль да в воду» - «была главная казнь» на Дону. О ее чрезвычайной распространенности свидетельствуют
многие документы. Вот лишь несколько примеров из истории Разинского
восстания
- В апреле 1670 г. по решению круга в Черкасске лишили жизни
утоплением царского представителя Г. Евдокимова. Разина обвиняли в том,
что он при этом «посожал в воду ж» казаков, выступавших в защиту
Евдокимова и говоривших атаману «встрешно».
- В том же году в Войске «водной» смерти были преданы «самые добрые люди», занимавшие сторону властей.
- В декабре того же года в Черкасске был схвачен и «брошен в воду»
известный разинский деятель Я. Гаврилов.
- В апреле 1671 г. по взятии Кагальницкого городка «верными»
казаками «старшин его, Стенькиных, побили и в воду пометали».
- Сам Разин на одном из кругов, не соглашаясь с высказывавшимся
мнением и держа в руке обнаженную саблю, заявлял: «... лутче... ево тою
саблею голову отсеките или в воду посадите».
Предание утверждает, что обычай казнить утоплением существовал у
казаков еще при Ермаке Тимофеевиче, в войске которого карали именно
таким образом. За какие конкретно преступления утопляли?
Фабрициус говорит о воровстве, но им явно не
ограничивались. В.Д. Сухоруков называет «измену, трусость, убийство и
воровство». Согласно А.И. Ригельману, женщин утопляли «за
продерзости, за чужеложство (измену) и за иные вины». Конкретные случаи
утопления женщин за бытовые преступления неизвестны (утопление в 1708
г. в Тишанском городке жены и матери булавинского атамана Н. Голого к таким случаям не относится).
А.И. Ригельман (!!!) высказывал экзотическую версию
о том, что в древности казаки, у которых еще отсутствовал институт
семейно-брачных отношений, будто бы убивали новорожденных детей. По
А.И. Ригельману, поначалу в воду метали всех младенцев, а позже -
только девочек. Эта версия здесь не рассматривается, поскольку совершенно бездоказательна и отвергнута сторонниками самых
разных теорий происхождения казачества.
В.Д. Сухоруков объяснял распространенность казачьей казни через
утопление следующим образом: «В непрерывных войнах привыкши к
суровости, козаки являются не менее жестокими и в изобретении наказаний
за преступления. Письменных постановлений у них тогда не было: все
делалось по примерам предшествовавшим... Приговор и наказание
совершались почти в одно время, что могло довольно обуздывать грубые
сердца козаков, ибо каждый, осуждая своего товарища, видел страшный
пример пред глазами и знал, что никакие происки хитрого
судопроизводства не избавят его от заслуженного наказания». Говоря об утоплении и еще об одном виде казачьего наказания,
повешении на якоре, 3.И. Щелкунов отмечал, что оба вида «представляют
несомненную особенность по сравнению с наказаниями, практиковавшимися в
других местностях России. Особенность эта должна быть отнесена не на
цель наказания, которое в это время повсеместно преследовало одну
задачу — устрашение преступника, а на счет способов наказания,
находящихся в зависимости от образа жизни и занятий народа, Постоянные
«промыслы водою», а следовательно постоянное общение с водою и лодками,
при необходимости иногда немедленного наказания невольно привели
казаков к мысли воспользоваться как средством наказания теми орудиями,
которые всегда были под рукою, а такими были вода и якорь при стругах,
лодках».
Это мнение разделяют и современные исследователи, однако Б.Н. Проценко полагает, что «известное влияние на способы
казни у казаков оказала восточная традиция, для которой характерно
бескровное умерщвление преступников. Вынося приговор «в куль да в
воду», казаки тем самым предоставляли стихии исполнение приговора, не
беря греха и крови на душу». В некотором противоречии со
сказанным, правда, находится то обстоятельство, что казаки уже одним
приговором к утоплению «брали грех на душу».
У В.И. Даля «в куль да в воду» определено как «мордовский суд», в связи с чем, может быть поставлен вопрос о влиянии на
казачьи обычаи традиций финно-угорских народов и «водный» образ
жизни казаков.
В этой связи примечателен один из приказов Разина,
отданный при осаде Астрахани: беглецов из своего войска, которые могут
дать информацию царским властям, перехватывать и пойманных «на воде»
метать в воду, а схваченных «на сухом берегу» рубить. При упомянутой «водной» жизни логичным выглядит и выбрасывание в
воду трупов противников, убитых холодным или огнестрельным оружием.
- В 1630 г. изрубленного царского воеводу И. Карамышева кинули в воду.
- В 1637 г. то же сделали с убитым мятежным запорожским атаманом Матьяшом.
- В том же году трупы турок, погибших при взятии казаками Азова, неделю метали в Дон.
- Убитых воевод, бояр и офицеров разинцы сбрасывали в Волгу.
Вернемся, впрочем, к казни через утопление и посмотрим, что сообщают
относительно ее процедуры современники и старые авторы, которые имели
возможность слышать казачьи предания, восходящие к XVI - XVII вв.
Заметим также, что у запорожских казаков эта казнь упоминается раньше,
чем у донских.
- По сообщению польского автора Б. Папроцкого 1584 г., у запорожцев
казнь обыкновенно заключалась в том, чтобы, «опоясав крепко»
преступника, «песка за пазуху насыпать и в воду бросить». Полагают, что
песка при этом насыпалось несколько пудов.
- В украинской думе казак-грешник, находясь в морской экспедиции, во
время страшной бури просит привязать к его шее белый камень, завязать
глаза красной китайкой, связать руки и «спустить» в море (реальные случаи такого рода неизвестны).
- Согласно преданию, записанному С.У. Ремезовым в XVII в., у Ермака
изменникам был «по-донски указ: насыпав песку в пазуху и посадя в
мешок, - в воду».
- Фабрициус рассказывал, что в разинском войске вору «завязывали над
головой рубаху, насыпали туда песку и так бросали его в воду».
- Один из иностранцев в 1669 г. сообщал, что Разин «лишил жизни трех
или четырех человек: он приказал связать им руки над головой, насыпать
песку и так бросить в реку».
- Гамбургская газета «Нордишер Меркуриус» в 1670 г. писала, что
Разин будто бы казнил трех царских послов - «велел привязать им всем
камни на шею и бросить в воду».
- Выходившая во Франкфурте-на-Майне сводка известий о разных
событиях утверждала в 1671 г., что тот же атаман «велел отрубить руки и
ноги многим немецким офицерам, а затем завязать их в мешки и бросить в
Волгу».
- В 1685 г. казаки донской станицы атамана П. Никифорова, будучи в
Коротояке, угрожали «посадить с песком в воду» стрелецкого капитана С.
Корнаухова, который пытался искать в казачьих стругах беглых людей.
- «Сие, - писал в 1703 г. о казни у донцов петровский адмирал К.И.
Крюйс, - производится следующим образом: в верхнем кафтане преступника
зашивают рукава, набивают их песком, а потом, связав Руки и ноги,
бросают в Дон...».
- По А.И. Ригельману, преступников на Дону, «связав руки и ноги и
насыпавши за рубашку полны пазухи песку и зашивши оную, или с камнем
навязавши, в воду метали и топили». Но чуть ниже тот же автор сообщает,
что на преступников «надевали мешки, которые наполняли песком и
каменьями, и так бросали их в воду».
- Наконец, у В.Д. Сухорукова читаем, что рассматриваемая казнь
«состояла в утоплении в реке человека, завязанного в мешок».
«По-видимому, - считает Н.А. Мининков, - казнь путем потопления в
Дону носила у казаков в определенной степени характер какого-то
мрачного ритуала». Слово «ритуал» обозначает порядок
обрядовых действий при совершении какого-либо религиозного акта или
церемониал, распорядок церемонии. В данном случае выбор первого
значения слова, кажется, влечет за собой признание того, что у казаков
существовали остаточные человеческие жертвоприношения. Похоже, так
думали о поведении и деяниях Разина и разинцев многие
западноевропейские современники, среди которых ходило немало небылиц и
совершенно нелепых рассказов об атамане. В глазах этих европейцев
Разин и его казаки были не иначе как «варварами», то есть фактически кем-то вроде полудикарей, способных и на
принесение в жертву людей, даже и 800 женщин сразу.
Конечно, в древности славяне, как и все другие народы, почитали
воду, реки, озера и моря. Хозяина всего славянского подводно-подземного
мира Ящера и других божеств, в том числе божеств отдельных рек,
умилостивляли путем принесения жертв в воду [55, 56]. Но человеческие
жертвоприношения, по мнению исследователей, прекратились очень давно: у
ариев во II тысячелетии до н.э., у римлян, согласно одним данным, в
XIII в, до н.э., согласно другим - в VIII в. до н.э., у славян в целом
в XII в. н.э., на Руси в X в., у балтийских славян в XIII в.
В более поздние времена у славян и русских фиксировались лишь
пережитки давних человеческих жертвоприношений в виде приношений
животных, хлеба, хлеба-соли и т. д., утопления чучел Морены, Купалы,
Русалки, Костромы, игры «Яша (по Б.А. Рыбакову, бывший Ящер) выбирает
невесту» и др. Почитание водяного бога трансформировалось в почитание
Николы Морского, Николы Мокрого (св. Николая). Следует
еще сказать, что в дохристианскую эпоху и позже в странах Европы
применяли испытания водой по отношению к «ведьмам», преступникам и
незаконнорожденным детям, но и это постепенно сошло на нет.
У казаков, в большинстве своем славян по происхождению, в
историческое время мы также наблюдаем лишь пережитки древних верований,
обычаев и обрядов. Именование Дона «Доном-батюшкой», очевидно,
отражало, помимо великого практического значения реки для казаков, и
древнее представление о реках как живых существах, воплощенных в образе
«хозяев воды». «Водяной бог Иван Горинович» из сообщения
Фабрициуса имеет прямое отношение к именованию Яика «Яиком Горынычем»
(«Яик, ты наш Яик ли, сударь Горынович Яик», «Яик ты наш, Яикушка, Яик,
сын Горыныч») и самих яицких казаков «горынычами». В песне, ставшей гимном Терского казачьего войска, есть строки:
«Подарю я вас, гребенски казаченьки,
Ой, рекой Тереком, рекой быстрою,
Ой, все Горынычем, со притоками».
Несомненно, в древность уходит именование Северского Донца «царем
Василием», и вряд ли недавнего происхождения «отчества» Дона - Иванович
(считают, что по Иван-озеру, из которого он вытекал), Медведицы -
Карповна, Бузулука - Сарафонтович. (Не согласимся с предположением Б.Н.
Проценко, что Карповна происходит от названия Карповского юрта со
времени его передачи Усть-Медведицкому монастырю, а Сарафонтович - от
сарафана. Карповский городок особо не выделялся на
Медведице, передача его юрта монастырю вряд ли сыграла слишком
значительную роль, а сарафан носили не только на Бузулуке).
У казаков были широко распространены представления о водяных,
которые, по рассказам, помогали донцам и запорожцам в морских походах,
но также и устраивали разные каверзы вроде разрыва рыбацких сетей. По
А.Н. Пивоварову, русалок на Дону едва знали, но, согласно Е.П.
Савельеву, «русалии» (всенародные купания) у
казаков дошли до XX в.
В украинской казацкой думе о войсковом писаре Олексее Поповиче
запорожская флотилия попадает в гибельное положение во время страшного
шторма, и атаман велит исповедаться в грехах Богу, Черному морю и ему,
атаману. Попович кается в самых больших грехах и просит отдать его морю
(см. выше). Однако, до этого дело не доходит. Дума дает следующее
развитие событий: в одном варианте писарю отрубают мизинец на правой
руке и бросают в море, вследствие чего оно утихает; в другом варианте
Поповичу всего лишь разрубают мизинец, а кровь спускают в море с тем же
положительным результатом; наконец, в трех вариантах море
успокаивается, удовлетворившись всего-навсего одним чистосердечным
покаянием писаря.
Н.И. Костомаров справедливо считал, что приведенный сюжет является
«остатком языческого мировоззрения, напоминающим те человеческие
жертвы, которые совершали древние южноруссы в своих морских походах для
спасения себя от морских бурь». Само же создание думы,
по-видимому, относится не к XVII в., бывшему эпохой расцвета казачьего
мореплавания, а ко времени его начала. В XVII столетии в
опасных ситуациях, грозивших гибелью судам, при получении тяжелых ран,
в тяжких болезнях, в плену донцы каялись в грехах перед Богом и давали
обеты, наиболее распространенным из которых было обещание сходить
помолиться чудотворцам Зосиме и Савватию в Соловецкий монастырь. Сам
Разин в 1652 г. ходил на Соловки, исполняя обет скончавшегося отца. Обеты могли касаться и других богоугодных дел, в
частности пожертвований. Известен случай, когда несколько запорожцев
среди сильнейшей бури на море обещались послужить печерским инокам две
недели в черной работе и выполняли свой обет.
Таким образом, человеческие жертвоприношения у казаков в эпоху
Разина, совершенно не сообразные со временем, представляли бы собой
некий артефакт. Но не мог ли случиться рецидив указанных приношений
именно у разгульной разинской вольницы или у самого Разина, которому
«закон был не писан»? И нельзя ли усмотреть намек на возможность такого
рецидива в том, что атаман, как его обвиняли, вместо обычного
христианского свадебного обряда заставлял вступавших в брак «обходить
вкруг дерева» (вербы)? Если Разин был способен
возвратиться к языческому свадебному обряду, то не мог ли возвратиться
и к языческим жертвоприношениям?
Нет, здесь мы имеем дело далеко не с равнозначными явлениями. В
отличие от России, на Дону бракосочетание не по церковному уставу, а в
кругу долго являлось общепринятым; похоже, случались и венчания вокруг
дерева или, по крайней мере, казаки помнили о них. Обряд же
бракосочетания по уставу стал заметен только со второй половины XVII в.
и превратился во всеобщий лишь в первой половине следующего столетия
(бракосочетание в кругу бытовало в некоторых станицах даже в первой
половине XIX в.). Иное дело человеческие
жертвоприношения. Они были для казаков обозримого времени вовсе не
сегодняшним и даже не вчерашним или позавчерашним днем, а «преданьями
старины глубокой», и для их возрождения требовалось, обратившись
вспять, преодолеть многовековую дистанцию.
Конечно, при казнях утоплением люди могли говорить об отправлении
казненных «к чертям на дно» (выражение донской народной драмы), но, без
сомнения, далеко не в том смысле, что столетия назад: это выражение уже
было в основном фигуральным. В донской драме есть и другое ироническое
пожелание: «Пусть в Волге-матушке рыбки половит», а при протягивании
виновного из полыньи в полынью казаки приказывали ему «смотреть,
сколько в Дону есть рыбы и какой именно».
Историк, работающий с источниками, постоянно спрашивает себя,
насколько достоверно, точно и полно их информация отражает прошлое, В
данном случае приходится признать, что достоверность и точность
сообщений Стрейса и Фабрициуса о принесении Разиным княжны или знатной
девы в жертву реке весьма сомнительны. А что говорят косвенные данные?
Да, казаки захватывали в плен женщин, в том числе и знатных. Да, они
могли находиться на борту казачьих судов в качестве перевозившихся
живых «трофеев», но любовницы там встречаются только песенные. Да,
женщинам врага иногда крепко доставалось от казаков в ходе боевых
действий, но отношение к пленницам было вполне приемлемым, а к казачьим
женам - и совсем неплохим. Да, казнь утоплением часто практиковалась в
Войске Донском, но утопления женщин за бытовые прегрешения неизвестны.
Да, у казаков существовали некоторые пережитки давних человеческих
жертвоприношений, но вообще с ними покончили далекие предки казаков
много веков назад, и рецидив, по-видимому, был не возможен.
В общем, мы приходим к выводу, что принесение Стенькой девы в жертву
реке - скорее всего вымысел. История с этим жертвоприношением - лишь
отзвук древнего обряда, возникший на основе представлений о варварстве
и жестокости атамана и его товарищей. Голландцы вместе с их
информаторами, похоже, «слышали звон, да не знали где он».
Существует множество предположений, версий, в том числе и
откровенных фантазий, так, по мнению А.
Слаповского, исходящая из представления об атамане-изверге и
вылившаяся в такую сцену. Разин де хотел научить персиянку одному
русскому слову, но та не могла его воспроизвести, и тогда разъяренный
атаман подвел ее к борту, «урезал персиянку по морде — как он привык,
как русский мужик всегда бабу бьет... Персиянка кувыркнулась за
борт»Словом, которое «учитель» заставлял произнести любовницу, по А.
Слаповскому, почему-то было «дроля», отсутствующее как в словарях
донского диалекта, так и в словаре живого великорусского языка В.И.
Даля. Нехватка женщин в Войске Донском в старину неизбежно означала
повышенное внимание к ним со стороны мужчин и общества, и в отличие от
«русских мужиков» в повседневной семейной жизни казаков мужское
самодурство не являлось общей традицией и не поощрялось обществом, а
рукоприкладство было редкостью.
Наконец, если уж фантазировать, то можно задаться вопросом: а
почему, собственно, все уверены в гибели атаманской любовницы в
«набежавшей волне»? Дело было на реке (если было), и разве не могло
случиться так, что пленница доплыла до берега?
... Итак, отвечая на прямой вопрос, поставленный в заглавии статьи,
следует, на наш взгляд, так же прямо сказать: нет, по всей вероятности,
Стенька Разин княжну не утопил.
по материалам В.Н.Королева
|